— Вы единственная, кто осмелился противостоять хоть кому-то из них. Никто даже думать об этом не хочет.
— И тому есть хорошее объяснение. Они весьма смертоносны.
— Я готов на все. Можете все забрать. Деньги. Машины. Все, что пожелаете. Мы с супругом в невыразимом отчаянии.
И опять меня застали врасплох. А я ведь только-только начала понимать, что вообще происходит.
— С супругом?
— Да, с Полом. Мы поженились в Массачусетсе, как только там узаконили однополые браки.
— Тогда кто эта «она», кому вы обещали провести вместе вечность?
Джойс посмотрел на меня полными слез глазами. И слезы эти были такими горькими, что я перестала дышать и почувствовала, как остановилось сердце.
— Наша дочь. Ей было три года, когда она умерла от нейробластомы. Мы обеспечили ей самое лучшее лечение, какое только можно купить, но все без толку. — Он достал бумажник, вытащил из него две фотографии и передал мне. — Знаете, каково это — смотреть, как умирает от рака трехлетняя девочка? Она была такой храброй! И хотела только одного — чтобы мы пообещали, что когда-нибудь встретимся на небесах. — Его голос надломился, а я не мигая смотрела на снимки.
С первого мне улыбалась прелестная белокурая девочка с огромными голубыми глазами. Второй, видимо, сделали после нескольких курсов химиотерапии. Безволосая макушка все той же красавицы блестела на солнце, пока сама красавица готовилась скатиться с горки. На ее губах играла широкая и ясная, как небо Нью-Мексико, улыбка.
— Мы обещали ей, что снова увидимся. Пол не знает, что я натворил. Не знает, что я не могу сдержать обещания.
Не знаю, от чего у меня в горле встал ком размером с бейсбольный мяч. От горя Джойса или от моего собственного. Как бы то ни было, я не сумела сдержать слез, глядя на ангела в руках отца.
— Когда ее не стало? — выдавила я, чувствуя, как скорбью сдавливает грудь.
— Вчера. — И Джойс расплакался, уткнувшись лицом в ладони.
Обойдя стол, я обняла Джойса и зарыдала вместе с ним. С этой частью своих обязанностей я всегда справляюсь хреново. С той частью, которая касается оставшихся в живых родственников. Их скорбь, их горе тяжким грузом ложатся мне на сердце.
Я почувствовала Рейеса. Ощутила его жар до того, как он вошел в кабинет. Он не стал вмешиваться. Отступил к стене и смотрел, как смертельная боль стирает меня в пыль.
Мой бойфренд говорит, что я его преследую.
Правда, он не совсем мой бойфренд…
Статус в соцсети
Проводив мистера Джойса к выходу, я пообещала сделать все, что смогу. Понятия не имею, все ли в порядке у него с головой, но уж точно выясню.
— Что там у нас? — осторожно поинтересовалась Куки.
— Клиент, который продал душу дьяволу.
— Еще один? — Она всегда знает, что сказать.
Немного смутившись, я улыбнулась ей так широко, как только сумела в сложившихся обстоятельствах:
— И не говори. Когда уже люди хоть чему-нибудь научатся? — Я оглянулась на Рейеса, который все еще молчал. Он видел, как меня прорвало. Тут уже не до смущения. Мне было стыдно. — Такое вообще возможно?
— Возможно, — ответил он, и я почувствовала излучаемые им искренние сожаления.
— Тогда мне предстоит сыграть в карты.
Я взяла сумку и двинулась к двери. Рейес отлепился от стены и пошел за мной.
— Шутишь?
— Ни капельки. Мои намерения серьезны, как нейробластома.
На этот раз он не ответил. Знал, что ничего не добьется. Прогресс налицо.
Я остановилась у стола Куки:
— Ты же вечером переоденешься?
— А с этой одеждой что не так?
— Ничего, если ты собираешься сбежать с цирковой труппой.
Громко ахнув, она угрожающе сощурилась:
— Надо было запереть тебя в кабинете с мачехой, а не пользоваться этим дурацким интеркомом с кошмарной распродажи, чтобы тебя спасти.
Пришла моя очередь громко ахнуть. Вдобавок я обвиняюще ткнула в нее пальцем со всем присущим мне актерским талантом:
— Распродажа была крутая. Кому не понравятся манатки очень даже неплохого таксидермиста? — Куки вздрогнула, вспомнив подробности, и я добавила: — А интерком и близко не такой дурацкий, как этот наряд.
Выражение ее лица стало суровым, и я почувствовала, как ослабевает тяжкий груз горя. Как хорошо, что у меня есть Куки! Подмигнув ей, я вышла из офиса. Нужно было подготовиться к сегодняшнему вечеру.
Но первым пунктом в списке дел был дядя Боб.
Проходя по стоянке к моему дому, я взяла у какого-то бездомного с морщинистой кожей и без нескольких зубов карточку, на которой было написано «ЖИВИ СВОБОДНО ИЛИ УМРИ». Взамен ссыпала ему всю оставшуюся мелочь. Дом был моим в прямом смысле слова. Его купил мне Рейес. Понятия не имею, что делать с многоквартирным домом, но мысль о том, что он принадлежит мне, приятно грела душу.
— Ты не будешь играть в карты, — заявил Рейес, все еще шагающий за мной.
— Еще как буду.
Меня обступило жаром разрастающегося в нем гнева. Обжигающим, раскаленным добела жаром. Я развернулась к нему лицом:
— Да в чем, блин, проблема?
Он не остановился, пока не оказался в паре сантиметров от меня.
— В тебе. Ты как будто специально ищешь самые хреновые, самые опасные ситуации, а потом не задумываясь лезешь на рожон.
— Я очень даже задумываюсь. — Я отвернулась и снова пошла к дому. — Иногда даже не один раз, а два или три.
Я и двух шагов не успела сделать, как он схватил меня за руку.
— Это не смешно.
Демонстративно уставившись на его руку, я снова посмотрела ему в глаза: