— Послушай меня внимательно, — отчеканила я, еще крепче стискивая в руке телефон, — прекращай это непотребство и переходи уже через меня.
Пассажиры вокруг притихли и засучили ногами. Что ж, упрекнуть их не в чем. Мои разговоры в одни ворота с мертвецами часто со стороны кажутся странными. Даже с телефоном. Но сейчас ничего поделать с этим было нельзя.
— Ты пугаешь людей. Или ты делаешь это намеренно?
Ответа я не получила.
Мы приближались к остановке на вершине горы, и я уже всерьез сомневалась, что уговорю Квентина спуститься, пока жуткая девочка ошивается поблизости. Может быть, он согласится сесть в вагончик с закрытыми глазами. И все-таки было бы лучше, если бы она перешла.
Я опустила голову и стала накапливать энергию в сгусток. Никогда раньше такого не делала, но, может быть, мне все-таки удастся заставить ее перейти, хочет она того или нет. Дождавшись, когда внутренняя сила успокоилась, я выпустила ее наружу — осторожно, ласково. Мне не хотелось принуждать девочку — только уговорить, завлечь. И, кажется, это сработало. Девочка подалась ближе. А потом вцепилась прямо мне в лицо.
Ну класс. Я стояла посреди набитого людьми вагончика с прилипшей к лицу мертвой девочкой. По-моему, это по всем статьям неправильно.
И нарисовавшийся рядом Ангел был со мной полностью солидарен:
— Как-то это стремно, pendeja. Аж жуть берет.
Девочка прилипла, как магнит. Стряхнуть ее и не выглядеть при этом в глазах остальных пассажиров маразматичкой и никак не могла. Не то чтобы это хоть когда-то меня останавливало, но все-таки.
— Добро пожаловать в клуб, — процедила я сквозь стиснутые зубы. — Ну и как мне от нее избавиться?
Ангел рассмеялся, явно наслаждаясь моими страданиями. Еще миллиметр, и правый глаз девочки коснулся бы моего левого. Я моргнула и почувствовала, как задела ресницами ее ресницы. Когда наклоняла голову я, наклоняла и она. Я пыталась отстраниться — она подавалась вперед. Даже не помню, когда в последний раз мне было так не по себе.
— Вы как сиамские близнецы.
— Вообще-то их называют сросшимися, — поумничала я. — И ради кленового сиропа, отцепи ее от меня!
— Ни за какие коврижки к ней прикоснусь. Она как девчонка из того фильма.
— Из «Звонка»? — уточнила я, немало удивившись, что Ангел видел этот фильм. Он ведь умер до того, как киношка вышла на экраны.
— Нет. Из того, где одержимая девочка головой крутила во все стороны.
— А-а, «Изгоняющий дьявола».
— Не фильм, а редкостная муть.
— Ага, сходство есть. А теперь сними ее с меня!
Ангел с сомнением заозирался. Вагончик остановился, но народ как будто не спешил выходить. Понятия не имею, что их могло так задержать. Кондуктор явно ждал, когда я соизволю сойти:
— Мэм, вам помочь?
— Не могли бы вы дать мне минутку? — отозвалась я.
— Мне нужно впустить следующую группу пассажиров.
— Вот и славненько. Вы идите за ними, а я пока постою и повосхищаюсь прекрасным пейзажем.
От смеха Ангел рухнул на пол и даже подтянул к груди колени. Гаденыш.
— Клянусь, забью тебя до смерти сковородкой.
— Я тебя умоляю, pendeja! Нет у тебя никакой сковородки! — Утерев глаза, он попытался взять себя в руки. — У девчонки с головой проблемы. Возьми да исцели ее. Плюс ты можешь заставить ее перейти.
— Уже пыталась. А теперь у меня на лице целая девочка. Между прочим, сквозь нее не так уж хорошо виден окружающий мир. И как прикажешь дальше жить с таким вот подарочком на физиономии?
За все свои страдания я получила в награду очередной взрыв хохота. Пассажиры уже садились в вагончик. Мне надо было как можно скорее выйти. Я решила попробовать еще разок. Потянулась силой к девочке, к самой ее сути, сплавила свою энергию с ее и наконец нашла то, что искала. Нашла эту девочку, свернувшуюся в клубок в темном углу ее разума. Обернулась вокруг нее, покачала, обняла. А потом почувствовала ее боль. Ту самую, которая загнала ее так далеко.
— Мисс, если вы хотите остаться здесь, то самое время сойти, — строго проговорил кондуктор.
— Хочу, — еле слышно отозвалась я.
От мучительной боли девочки сводило легкие, но наконец она успокоилась и тихонько скользнула сквозь меня. Перешла. Когда такое случается, я вижу кусочки воспоминаний о жизни умерших. Например, как звали их домашних животных, или какое мороженое они впервые попробовали. Но от этой девочки я ничего такого не увидела.
— Мэм, я должен закрыть двери. У нас расписание.
Я как раз переживала ее переход. В мыслях вспыхивали яркие образы, прожигающие мозг. Ужасные. Кошмарные. То, что пережила эта девочка, даже представить сложно. Я чувствовала, как все это оставляло на ней шрамы. Сами ее воспоминания были шершавыми и несли боль. Над ней зверски издевалась мать, а отец вообще не обращал внимания. Никогда о ней не заботился и в конце концов бросил на произвол судьбы, наложив на себя руки. Точнее бросил в лапах чудовища. Даже родному брату не было до нее дела. Хотя, наверное, он и сам боялся навлечь на себя гнев матери и поэтому не защищал сестру, а присоединился к издевательствам. Смеялся, когда мать называла ее дурой, и закрывал глаза на побои. Притворился, что ничего не видит, когда мать толкнула дочь, и та упала с кастрюлькой кипятка в руках. Вода изувечила ей руки и лицо, и ожоги были видны даже после смерти.
Я не хотела, не хочу и никогда не захочу видеть такие вещи. Их нельзя смыть, даже если растираться мочалками до крови. Ее звали Миранда. И она была продуктом прогнившей системы. Как она умерла, я не видела. Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: смерть она встретила от рук матери. И смерть эта была такой ужасной, такой немыслимой, что мой мозг взбунтовался, живот свело спазмом, а мир покосился.